Проект «Преодолей-ка» - особое образование на стыке хореографии, психологии и реабилитационной медицины, стартовавшее в 2010 году и за семь лет успевшее очень много. Художественным руководителем танцевально-инклюзивного коллектива, в котором выступают дети, подростки, а с недавних пор и взрослые – с ограниченными возможностями и без – на протяжении всей истории проекта был и остается Евгений Альбертович Елкин, профессиональный танцор и хореограф с многолетним стажем. Те, кто видел выступления «Преодолей-ки» в Кремле, на паралимпийских играх и парамузыкальных фестивалях, согласятся, что проект выгодно отличается от стандартных шоу с участием инвалидов-колясочников, рассчитанных, главным образом, на сострадание зала и подъем самооценки тех, кто на сцене. Проект «Преодолей-ка» - это не только следование общественной тенденции «безбарьерной среды» и «инклюзии», но и нечто большее: игра, фокусировка зрительского внимания на актерском мастерстве, настоящее и большое искусство. О секретах жанра лучше всего получать информацию «из первых рук», и вот нашим собеседником становится Евгений Елкин.
- Евгений Альбертович, в интервью пятилетней давности мы говорили об открытых Вами реабилитационных возможностях хореографии, от том, как детям, танцующим в «Преодолей-ке», творчество и контакт с «учителем танцев» помогает преодолеть врожденные или приобретенные недуги. Сейчас участники проекта не просто танцуют, они играют на сцене мини-пьесы по Вашему сценарию. Какова идеология этих выступлений и всего семилетнего генезиса «Преодолей-ки»?
- Наверное, мы шли правильным путем. Проект из эксперимента превратился в отдельное направление искусства. Ребята действительно играют «мини-спектакли», связанные общей концепцией, но при этом роль подбирается индивидуально для каждого. Вначале мы долго изучаем каждого нового участника, пытаемся понять, что для этого человека важно, в чем он может раскрыть себя так, как это не сможет сделать никто другой.
Хочу отметить, что в каждом из нас есть «плюсы» и «минусы», созидающий и разрушающий потенциал. Если вводить понятие «идеология», то она [идеология] как раз состоит в том, чтобы наши номера были добрыми, не несли в себе деструктивного начала. Важно помнить, что нашим ребятам не нужно добиваться уникальности любыми способами. Они изначально уникальны не в лучшем значении этого слова. И им важно уравновесить свое положение именно светлыми сторонами жизни. Актер на сцене – достаточно сильный резонатор, способный менять человеческую жизнь. В нашем случае с этим нужно быть особенно осторожными.
- Практически каждому человеку свойственен страх сцены, детям, вероятно, в большей степени. Если этот страх еще и катализируется отношением, к которому «приговорены» инвалиды в социуме, отчуждение многократно усиливается?
- Это верно. Поэтому наша основная постановочная задача – мягко преодолеть этот барьер отчуждения и выйти в пространство свободного, ничем не ограниченного общения. Не хочется никого обидеть сравнением, но наша концепция ставит задачей нарушить традиции незаслуженного возвеличивания «сценического подвига» людей с ограниченными возможностями. На мой взгляд, наш коллектив отличается тем, что вызывает двоякое ощущение. Зритель с непривычки шокирован, но потом он привыкает и приходит еще. Мы не амбициозны, не выставляем инвалидность на первый план, не соревнуемся со здоровыми людьми, не позиционируем танец в обычном его понимании. Для нас это особый образ, построенный на пластике, своего рода «портал», через который человек с ограниченными возможностями может войти в общество, обрести понимание и признание.
- Интересно было бы узнать о концепции каждого из ваших номеров, о том, как формируются образы…
- Героиня номера «Маленькая балерина» - десятилетняя девочка-колясочница. Мы к ней присматривались достаточно долго, но потом я неожиданно понял: девочка больше всего на свете хочет играть со сверстниками, но она не в той физической форме. И родилась идея поставить ее в центр сюжета песни Александра Вертинского «Маленькая балерина». Номер построен «от обратного»: танцуют девочки из кордебалета, наряженные в костюмы арлекинов, а наша героиня в коляске не двигается, но верит в то, что может танцевать так же. В этой эмоциональной силе - главное напряжение постановки. Наша основная задача – показать внутреннее содержание человека, при котором внешняя форма уже не имеет значения.
- Кто-то из великих сказал, что жизнь есть игра. Навыки актерской игры, вероятно, также помогают участникам Вашего проекта адаптироваться в обществе, находить свое место в нем?
- Согласен, но здесь важно чувство меры. Мы стараемся использовать лучшие стороны нашей национальной ментальности, а неискренность ею не приветствовалась никогда. Пусть игра, лицедейство, но не лицемерие. Лицемерие – это не наш метод.
- У вас, на мой взгляд, есть нечто большее. Это не просто танец, а многокомпонентная постановка, особая форма сценического искусства…
- И особенное состояние особенного человека, которое видит зритель. Никакие пластические тренировки не помогут другому актеру занять место нашего.
- Когда песня обыгрывается на видео, это называют клипом, когда на сцене – мюзиклом. Вам близки эти направления?
- Я бы не называл наши постановки мюзиклом, слишком компактная у них форма. Действие длится ровно столько, сколько играет музыкальный трек. К примеру, песня Линды «Ворона». Героиня – девочка-подросток 14 лет, которая вынуждена постоянно бороться за место в жизни – в школе, дома и везде. Ей кажется, что на нее по-особому смотрят, но на это есть причина. Ее не понимают, ее обижают, и это противопоставление «плохих» и «хороших» образов нами обыгрывается. Мои коллеги-хореографы считали постановку слишком радикальной и преждевременной, но мы все же решились. Это первый случай, когда мы противопоставляем образы - обычно они в наших постановках мирно уживаются, гармонируют. А тут идет игра на противопоставлении: девочки из кордебалета играют плохих персонажей, не принимающих героиню за счет своего физического превосходства, они красиво двигаются на контрасте с динамическим несовершенством «Вороны», которую играет девочка-инвалид. В дальнейшем мы изменили трактовку сюжета. Теперь у нас не одна, а две «вороны» - две девочки – а еще есть мальчик, к которому они обращаются: «Ты, как они, я же, как ворона…» В предыдущем интервью мы говорили о вертикали, балансе, которых ребенку с поражениями опорно-двигательного аппарата важно достичь в процессе выздоровления. Те усилия, которые предпринимают наши две девочки-героини в попытках достичь этой вертикали, их борьба за каждую точку баланса, выглядит настолько драматично, возвышенно и свято, что выигрывает даже в соотнесении с пластикой здоровых участниц постановки, тех, кто по сценарию пытаются над ними вознестись. Зритель понимает всю важность этих маленьких побед.
- Расскажите о номере, который вы впервые показали в Кремле.
Он называется «Куклы». Под музыку Booty Swing (автор Parov Stelar) участники постановки играют кукол и их хозяев, которым игрушки надоедают, и тогда куклы уходят от детей…
Это был первый случай, когда маленькие актеры «Преодолей-ки» вышли на сцену без средств реабилитации. Идея состояла в том, чтобы дети, играющие кукол, хотя бы на время отказались от костылей и колясок. Концепция была рискованная, поначалу родители были против. Но при этом идея носила не деструктивный, а созидательный характер: малыш в коляске - это, по сути, кукла, зависящая от управляющего коляской человека. И образ «тряпичной куклы» как нельзя более точно подходил к физическим особенностям наших ребят: никто, кроме них не смог бы сыграть выразительнее.
При этом важно понимать, что любое средство реабилитации отделяет инвалида от общества. Коляска действует не только как средство передвижения, но и как железный занавес, непреодолимый забор. Заметьте, что, если ребенку-инвалиду помочь выбраться из коляски, чтобы он поиграл в песочнице, вокруг сразу же начнут собираться другие, здоровые дети, без коляски, не считающие его «чужим». В постановке «Куклы» работают схожие принципы. Мы, кстати, не впервые работаем с «кукольной» темой. Один из ранних номеров «Преодолей-ки» назывался «Кукла Барби».
- Можно ли рассматривать «Кукол» в качестве нового эволюционного этапа творчества: от монопостановки – к полиспектаклю?
- Не думаю так. «Куклы», «Ворона» и «Балерина» – постановки одного сценического уровня. Иное дело – идейное содержание каждого из номеров, оно действительно разное.
Если объединять номера общей концепцией, выстраивать из них единый спектакль, я бы сформулировал ее так: от детских проблем – ко взрослым, от любви детей и родителей – к любви взрослой, формирующей семью, последующие поколения; любви как вектора человеческого развития; о тех, кто достоин такой любви, кто имеет на нее шанс. Задача, которую мы перед собой ставим, вполне укладывается в общие правила сценографии: раскрыть внутренний мир человека. Как правило, актер на сцене раскрывает то, что заложил в него режиссер, балетмейстер.
У наших номеров разное настроение, от лирической грусти до шутки или «готического» неформального противостояния подростков социуму.
«Балерина» – «Ворона» – «Куклы». Мечта – протест – игра.
- В проекте «Преодолей-ка» участвуют не только дети, но и взрослые. Существуют постановки, где бы они играли вместе?
- Такое сопоставление пока не предусматривается. Мы ведь и так работаем с достаточно сложной синергией детей с ограниченными возможностями и здоровых ребят, которые заняты в ролях «кукловодов» или кордебалета. Но у нас ставятся отдельные «взрослые» номера, например,«Фантазии на песке».
В «Преодолей-ке» есть 20-летняя девушка Аида. У нее тяжелая форма ДЦП, гиперкинезы, она не может говорить, живет в своем мире, в тюрьме своего тела. Я знаю людей, которые в подобной ситуации сознательно отделяли себя от общества, поскольку понимали «плюсы» своей уникальности, как бы это парадоксально ни звучало. Они учились играть на сострадании, манипулировать людьми – то, что я называю «темной стороной инвалидности». Слава Богу, наши дети и их семьи уже не такие. Задать направление «к свету» можно, выработав привычку быть социально ценными.
Вернемся к Аиде: ее отец рассказал мне, что дочь увлекается рок-музыкой. Не сразу, но возникла идея использовать песню «Летучий фрегат» в исполнении Насти Полевой. Наша героиня сидит и рисует круги на песке. Увидев огромный корабль, какие-то фигуры, она пытается приблизиться к ним, ползет по песку, и каждый раз это оказывается миражом. Но в конце композиции, где поется о вере, героиня наконец-то обретает заветную встречу. Говорят, что «королеву играет окружение», точно так же другие наши участницы поднимают героиню на ноги, а сами падают. Несколько секунд она стоит на ногах – ее физическое состояние позволяет это сделать – потом ее подхватывают вновь. Но эти секунды, на мой взгляд, очень точно и убедительно символизируют торжество веры.
- Говорят, что вся мировая драматургия, как и мировая литература, базируется на ограниченном количестве «бродячих сюжетов» или основополагающих образов. Есть «Гамлет» Шекспира, есть «Бесприданница» Островского, есть «Тень» Шварца… Ваша героиня номера « Фантазии на песке», это, вероятно, Ассоль Грина?
- В первом приближении да, но наш образ сложнее. Ассоль все-таки была принята социумом, члены которого над ней издевались. Та же, кого играет Аида, отделена от общества тюрьмой своего тела, и ей нужно сначала совершить побег. Я могу привести еще один пример из разряда наших «взрослых» номеров. Противопоставление человека и его зеркального отражения, генезис их отношений на первый взгляд покажется вариацией на тему «Тени» Евгения Шварца, но наша задача несколько иная. Видите ли, зачастую в другом человеке нас привлекает то, что порой заслугой этого человека, его жизненной целью не является. Харизма, бремя природной красоты, «прелесть» - называйте, как хотите. Человек, который носит в себе это «свойство привлекать», как ему с этим быть? Нести ли за это ответственность или принять как должное?
Задумавшись о визуализации этого, в достаточной мере, философского вопроса, мы пришли к идее зеркала. С одной стороны, у нас человек на коляске, а «с той стороны зеркального стекла» - то, что всех в нём привлекает. Отождествляя себя с отражением, герой прихорашивается и начинает танцевать. Однако его «отражение» не следует за ним, а живет своей жизнью. Через некоторое время танцующий начинает понимать, что зрители следят не только за ним, но и за отражением, их внимание раздваивается. Он в отчаянии пытается привлечь к себе внимание, но это лишь раздражает зрителей, и они оставляют его в одиночестве, полностью переключаясь на зеркального двойника.
Тот «выходит из зеркала» и начинает свой танец, при этом изначальный герой превращается во вторичного персонажа. Но, благо, «Прелесть» у нас добрая, в отличие от Тени Шварца: она зовет героя к себе, и они вместе начинают искать компромисс. Мы вроде как обманули зрителя: это не два разных существа, а один и тот же человек. Инвалид, который почувствовал себя здоровым человеком (а ведь так и должно быть, если все в порядке с генетикой). В своих мечтах наш герой видит себя человеком без изъянов, и это мы визуализируем с помощью зеркал. На мой взгляд, очень образный номер.
Как режиссер, вы поощряете импровизации своих артистов?
- До определенного момента. Если я принял решение, что образ состоялся, отклонения и метания артиста могут помешать целостности восприятия.
- Вот вы говорите «на мой взгляд», а потом «мы придумали». Кто это «мы» ?
- «Мы» - это команда «Преодолей-ки», проекта и одноименного Фонда. В первую очередь, это Анна Гонек, президент Фонда, автор проекта и специальный психолог. В большинстве своем наше сценическое творчество совместно.
Говоря о творчестве, отмечу, что оно для большинства из нас (а для детей из «Преодолей-ки в особенности) – главный способ адаптации к современному миру, до жестокости рациональному и не всегда дружелюбному. Следующий день в этом мире все равно настает, и в каком состоянии его встретить – это уже задача художника, который волен создавать образы, которые будут сильнее невзгод, выбивающих из колеи. Можно сделать два одинаково сильных, достойных сопереживания произведения, но одно будет «высасывать» энергию из зрителя, а другое, наоборот, придавать сил. Я вижу смысл своей работы именно в том, чтобы создавать образы-доноры, чья энергия помогает достойно встретить завтрашний день. Чтобы будущее становилось желанным.